Есть стихи, которые старше меня. Которые старше вас и всего того, что вы знаете. Но проходят годы, а скоро пройдет сотня лет, но они все еще звучат не просто великой песней, а дыханьем эпохи.
Можно спорить о «красных», «белах», кто лучше, кто прав, кто не прав. Но речь пойдет не о месте каждого из наших предков в истории, а о прекрасных стихах. Стихах, подобных которым среди написанного сейчас невозможно найти.
Я всегда любил их, и буду любить всегда. И есть за что. Мы много говорили об образности и рифме, о нужности, значимости и «дыхании сердца», о том, что поэт – это больше чем человек, что это душа, практически полностью лишенная брони и защиты. Но в связи со стихами Михаила Светлова я хочу поговорить о другом. Об образности. Об ассоциативном ряде. .
.
И так все начинается с движения. И замечательного слова «мы», которому не прибавлено ни «красные», ни «белые», ни «хорошие», ни «плохие». «Мы», в данном случае, звучит как образ жизни, как судьба, как воспоминание о делах и событиях, которые теперь навсегда будут с тобой.
Именно с тобой, потому что именно этим «мы», поэт переплетает свою историю с нами. И мы поддаемся магии, соглашаясь, что «мы» - это он, «наши», и «тот парень», о котором еще пойдет речь. То есть - с первой строчки поэт делает нас соучастниками всего происшедшего, и мы соглашаемся с этим.
А он сразу отправляет нас в путь:
«Мы ехали шагом…» - и еще более стремительно, - «Мы мчались в боях!!!»
И обратите внимание, что отсутствие прилагательных не только ускоряет ритм стиха, не только делает движение по нему молниеносным, но и отделяет образы природы (а только они главные здесь - вечные) от суетного, человеческого.
А кроме этого с первых же строк он позволяет нам додумывать. Но давайте возьмем весь куплет:
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах.
Глаголы: шагом, мчались, держали, хранит – обратите внимание на разнообразие. Что каждый раз нам приходится видеть совершенно иную картину действия. А картины действительно потрясающие. И без определенных знаний их не увидеть. Но предположим у нас такие знание есть, и мы можем расшифровывать стихи Михаила Светлова как тексты великих знаний.
Мы ехали шагом – отряд, едущий в предрассветной темноте на неторопливых, позвякивающих сбруей конях. Винтовки на спинах, шашки на бедрах. И все остальное, что сопутствовало гражданской войне.
Мы мчались в боях – тот же отряд мчится в атаку. Но благодаря использованию множественного числа, не одну, а во множество атак.
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах – песенка, приписываемая революционным матросам. «Эх, яблочко, куда ты котишься, попадешь ко мне в рот, да не воротишься». Зная, что пели ее на привалах или во время веселья, насмешкой над «буржуями» или браваде, а скорее – как осознание собственной принадлежности к рабочему классу, эти две строчки наполняются совершенно колоссальным смыслом. Они определяют все – историю, принадлежность, отношение «нас» к тому, что происходит. А из-за упоминания «Яблочко» отношение немного насмешливое. Не циничное, но героически-свободное от патетики и гипнового пения.
Вспомните: «Мы красные кавалеристы и про нас былиники речистые ведут рассказ».
Тут все наоборот. «Мы простые ребята воевали, потому что по другому было нельзя, и не особенно парились по этому поводу».
Но все-таки тут же Светлов позволяет себе немного «былины»:
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.
- совместив осознанную несерьезность «песенки» с травой и малахитом. Но не только. Вечность малахита, исчезающая в молодой траве… Именно молодая трава говорит нам о том, что нам рассказывают о том, что уже прошло. Кончилось. Стало памятью.
А потом после этой стремительности сразу три куплета о главном герое истории:
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?
Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
- и не просто истории, а вступлением в основную ее часть. Начинается же она с неожиданной прямой речи. Именно неожиданной, потому что все время до этого автор ведет именно мысленный разговор, не дожидаясь ответа: : «Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь…», «Скажи мне, Украйна…»
Мало того, чтобы подчеркнуть полное замедление так стремительно несшейся картины, автор вводит глагол «медлит», и мы останавливаемся, больше не видя перед собой ничего, кроме отвечающего нам – именно нам:
Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
- Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь -
Гренадская волость
В Испании есть!
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья -
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
А теперь смотрите, сколько отдельных сцен проходит перед нами в этой истории.
Он медлит с ответом, - раз.
Мечтатель-хохол: - два – это все описание, которое позволяет себе автор.
- Братишка! Гренаду – три, четыре. Потому что «братишка» заставляет нас представлять одно (скажите, что именно сами) а «Гренада» - другое.
Я в книге нашел – пять.
Красивое имя - шесть.
Высокая честь – сесть.
Гренадская волость – восемь.
В Испании есть! – девять.
Будь это комикс, вам бы понадобилось рисунков двадцать, чтобы переждать этот куплет.
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья -
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
А вот история непревзойденная, на мой взгляд, состоящая из последовательно развивающегося действия: покинул – пошел – отдать – прощайте - прощайте.
Два «прощайте», как обострение разрыва с тем, что было до войны.
Автор не высказывает своего мнения обо всем произошедшем. Так – удивление в предыдущих куплетах. Приподнятые брови. Не более. Ведь буря войны несет его, словно… судите сами:
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя -
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.
Что здесь для меня? Молодость. Неопытность. Дни, превратившиеся в секунду. Усталость, которую не замечаешь. Война. И многое, многое другое. То, что только раз позволило вспомнить, и то с насмешкой:
Где же, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
А до этого объяснение насмешки над мечтателем-хохлом:
Но "Яблочко"-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен...
Да сам эпитет «мечтатель»?! Разве он не передает отношения автора. Да плюс «хохол».
Но вся эта насмешка исчезает ровно в следующий миг:
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули "Грена..."
В этом трагизме «прошита» подлинная правда о мечтателе: «впервые оставил седло», и даже время суток: «склонилась луна».
Все остальное, если вы правильно поняли, о чем я, вы увидите сами. Увидите и восхититесь.
Я же хочу указать на последнее:
Новые песни
Придумала жизнь...
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья...
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
Вот вам и гордость, и патетика, и осознание величия подвига молодого парня, певшего о «Гренаде», и даже уверенность в том, что теперь мы отдадим крестинам землю в Гренаде.
- - - -
Так-то, мои дорогие любители эпического стиха. Напишите вы песню эльфов хотя бы в треть от поэтической силы «Гренады», и эту песню будут петь все любители ролевых игрищ по всей огромной земле.
- - - -
Михаил Светлов
ГРЕНАДА
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?
Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
- Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь -
Гренадская волость
В Испании есть!
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья -
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя -
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.
Но "Яблочко"-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен...
Где же, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули "Грена..."
Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Отряд не заметил
Потери бойца,
И "Яблочко"-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя...
Новые песни
Придумала жизнь...
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья...
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
1926
_______________________________
Справка:
Михаил Аркадьевич Светлов
17.06.1903 - 28.09.1964
Род. в Екатеринославе. Ум. в Москве. Чемпион легкого веса в поэзии. "Улыбка недремлющим красноармейцем стоит, охраняя поэму мою",- писал он. Улыбка действительно его хранила и позволяла под своим прикрытием писать и печатать весьма грустные стихи: "Мы покинули в детстве когда-то нашу родину - наш инкубатор. Наш извилистый путь устремлен непосредственно в суп и бульон". Пожалуй, самый талантливый из первого поколения так называемых комсомольских поэтов. Во время гражданской войны добровольцем ушел в Красную Армию, а затем в ЧК из тихой еврейской семьи. В 1923 году в Харькове вышел его первый сборник стихов "Рельсы". Нэпа Светлов не понял и не принял, считая его предательством революционных идеалов и, атакуя в стихах партаппаратчиков, обращался с полными жалости посланиями к старушкам, придавленным "красными человеческими статуями". Именно в это время - от неудовлетворенности "обуржуазившейся революцией" - Светлов отчаянно бросился в романтизм и написал знаменитую "Гренаду", которую Маяковский читал наизусть на своих концертах. Во второй половине 20-х писал стихи для подпольных троцкистских листовок. Он рассказывал мне, как его вызвали в ГПУ, предложили быть стукачом, разумеется, под красивым предлогом "спасения революции от врагов". Светлов отказался, сославшись на то, что он тайный алкоголик и не умеет хранить тайн. Из ГПУ он прямиком направился в ресторан "Арагви", где сделал все, чтоб напиться. С той поры ему ничего не оставалось делать, как поддерживать эту репутацию. После войны он был самым любимым профессором в Литинституте. Ему не разрешали выезжать за границу, ссылаясь на то, что он пьет и что у него нет "международного опыта". Светлов горько пошутил: "Однажды я был за границей - вместе с Красной Армией дошел до Берлина". Побывав в Гренаде, в которую поэт так и не попал, в 1966 году я привез в Москву горсть красноватой гренадской земли на могилу Светлова и смешал ее с землей русской. В стихах заключенного Вадима Попова мне попались такие строки: "Спросил его опер: "Скажи, на хрена сдалась тебе, как ее, эта... Грена..." Повыпали зубы средь каторжной мглы и мертвые губы шепнули: "Колы..." Грустно. Светлова не арестовали, но колымский ледяной холод проникал всюду - даже за казавшийся уютным столик в "Национале", где Светлов сиживал с таким же, как он, неарестованным арестантом эпохи - Ю. Олешей.
Источник: Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
Могила Михаила Аркадьевича находится на Новодевичьем кладбище. Участок 6.
Комментариев нет:
Отправить комментарий